Прощальная прогулка с отцом: воспоминания Тимофея Плешко о дореволюционном Толочине

20 августа 2014 8:49

Летом 1985 года у меня случилось «окно» в летной практике. Месячную санитарную норму  я вылетал за пятнадцать дней. Остальные пятнадцать делай на аэродроме что хочешь, но летать не имеешь права.

— Приезжай домой, — предложил мне тогда отец. — Побреемся в парикмахерской у Яши, не спеша погуляем по городу, отобедаем в новом ресторане. Отец тогда сильно сдал, часто болел.  Было очевидно, ему хотелось не просто побыть вместе со мной, а выговориться. Мои многомесячные командировки  редко предоставляли нам с ним эту возможность.

Толочин — город, в котором он родился и вырос. По улице Гоголя располагалось его родовое гнездо. «Дом под липами», который отец так и не продал до своей  смерти.

— Слишком дорого он достался нашей семье, — отвечал он на упреки жены, моей матери, — родители батрачили день и ночь, чтобы накопить нужную сумму. Потом обратить их в золотые монеты.

А мне пояснял:

— Ведь только за полноценные золотые червонцы до революции продавали и покупали землю. Вот почему как самую дорогую реликвию я храню купчую на ее приобретение.

Я приехал на свою малую Родину, в деревню Озерцы. В один из дней мы  с отцом сели в автобус и отправились в город его детства и юности. Сошли на автостанции.

— Вот смотри, сын, недавно насыпали и мы свой Курган славы. Правда,  не совсем понятно, почему наши бойцы смотрят с него на Восток. Их взоры должны быть обращены на Запад ( в разгаре была холодная война). Твари, которые точат там на нас очередной нож, должны  знать: мы начеку и снова можем дать в зубы.

Моя мать, твоя бабка, Варвара Ильинична (на снимке), рассказывала мне, что недалеко от этого места, возле моста через Друть, в июле 1941 года стояли орудия Красной Армии. Бои с немцами за город были  тяжелые. Он  несколько раз переходил из рук в руки.  Сотни людей прятались тогда от пуль и снарядов в подвалах нашей Свято-Покровской церкви.

— Если бы не молоденький артиллерист, — говорила она мне, когда я вернулся с фронта, — немцы город взяли бы с ходу. Весь израненный, оставшись один у моста, он стрелял, стрелял… (Спустя два года после смерти отца я узнал из книги «Память», что, скорее всего, речь идет о Герое Советского Союза Николае Дмитриеве).

— А вон там, через дорогу, — продолжил отец, — стоит старая еврейская корчма, превратившаяся потом в известный всему городу «керосиновый» магазин». Это сейчас он закован в асфальт. Раньше рядом с ним проходила красивая брусчатка Московского тракта, видевшая кареты Сапегов, Сангушек, Горделковских, Унгернов. Часть ее сохранилась в районе Толочинского льнозавода.

Подойдя к мосту через речку Щань, остановились. Отец наклонился через перила, посмотрел вниз.

— А раньше какая полноводная была. А рыбы!.. Бывало, пойдем с братом на берег с простой картофельной корзиной и минут за двадцать котелок наловим.  Куда только все  подевалось…

А вот и наша красавица церковь. Ты не смотри, что она сейчас такая заброшенная и пустынная. Настанет час, люди вновь потянутся к вере. Может даже, это случится при твоей жизни… А у меня все детство было с ней связано. Моя мать всю свою жизнь при ней служила. Пела в церковном хоре, звонила в колокола, убирала помещения. С трех лет и меня приобщила  к пению псалмов. Когда началась Первая мировая война, я ходил вместе с ней на станцию, где участвовал в службе для русских солдат, ехавших через наш город на  фронт.

Прошли с отцом за ограду, остановились на середине церковного двора.

— Однажды я здесь чуть не погиб по собственной глупости, — усмехнулся отец, — тогда церковь стояла в лесах, ее красили. А по воскресеньям место маляров  занимали… козы окрестных жителей. Эти черти рогатые безбоязненно забирались на них, блеяли, сбрасывая на головы прихожан мусор. Мать попросила меня: собери хлопцев и выгони их с колокольни. Службу вести мешают.

И давай мы за ними гоняться. В азарте поднялись до куполов. А они как прыгнут на нас сверху. Меня сбили с ног. В последний момент за перила вцепился. Вниз спустился, ни кровинки в лице.

— А вот на это здание, — отец указал на районное отделение милиции (сегодня отдел вневедомственной охраны) я до сих пор не могу смотреть без дрожи в коленях. До революции в нем располагалась церковно-приходская школа, в которой преподавало несколько священнослужителей. Помимо общеобразовательных предметов они  обучали детей столярному и плотничьему делу. Думаю, поэтому в нашем городе так много деревянных дел мастеров. Репетиции нашего церковного хора нередко проходили под ее сводами под аккомпанемент пил, молотков, рубанков. Кстати, моя набожная и властная мать (она всегда ходила в черной одежде, за что ее в местечке звали монашкой) взяла к нам в дом на постой несколько ее учеников из дальних деревень. Выделила для них комнату с отдельным входом, столом для занятий и молельным уголком. Раз в неделю их навещали родители, привозили продукты.

Один из монахов, преподававших в школе,  был стоматологом. К нему на прием в этом дворе выстраивались огромные очереди из местных жителей. Однажды с больным коренным зубом оказался у него в кресле и я.

— Открой рот, Тимофей, — ласково произнес он. — Посмотрим твой зубик. Не бойся, в руках у меня ничего нет, — показал мне из-под рукавов рясы кончики пальцев.

И я купился. В мгновение ока в мою челюсть впились щипцы. В свою очередь я инстинктивно вцепился ему в руки, мешая работать.

— Раба Божия Варвара, — тихим, но властным тоном произнес он, — держи сына покрепче.

Моя мать обладала недюжинной силой. Идя  домой мимо леса, часто волокла на плечах бревно на дрова, которое было не под силу иному мужику. Мертвой хваткой обхватила она меня сзади вместе со стулом. Казалось, вечность прошла, прежде чем священник управился. Но зубные кабинеты я с тех пор за версту обхожу.

И правда. К концу жизни во рту у отца не осталось ни одного зуба. Но заставить его лечиться у стоматолога так никто и не смог.

Присели на лавочку. Осмотрели пустынный церковный двор.

— С приходом советской власти, — грустно продолжил отец, — многое изменилось в нашей местечковой жизни. Землю, заработанную кровавыми мозолями, у нас отняли. Слава богу, что семью в Сибирь не отправили. Церковно-приходскую школу, при которой я провел столько счастливых дней, большевики закрыли. Книги из ее библиотеки, как «опиум для народа», выбросили за угол  ограды и подожгли. Моя мать успела тайком вынести с этого двора учебник русского языка, несколько брошюр по прикладным специальностям и песенник с нотами и псалмами. Они по сей день бережно хранятся в нашей семье.

Слава богу хоть здание тогда пожалели, передали  под еврейскую школу.

П. ПЛЕШКО.

Другие статьи рубрики

VN:F [1.9.22_1171]
Rating: 10.0/10 (2 votes cast)
VN:F [1.9.22_1171]
Rating: 0 (from 0 votes)
Прощальная прогулка с отцом: воспоминания Тимофея Плешко о дореволюционном Толочине, 10.0 out of 10 based on 2 ratings

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в Google Buzz
Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Одноклассники


2 комментария на “ Прощальная прогулка с отцом: воспоминания Тимофея Плешко о дореволюционном Толочине ”

  1. Читатель , 20 августа 2014 , 11:08

    А что ж не написано, кто на фото? Догадайтесь, читатели, сами?

    VA:F [1.9.22_1171]
    Rating: 0.0/5 (0 votes cast)
    VA:F [1.9.22_1171]
    Rating: 0 (from 0 votes)

Написать комментарий

Вы должны войти в систему, чтобы оставить комментарий.

ПОИСК ПО САЙТУ

Выборы-2024

Год качества

К 80-летию освобождения Беларуси

«Лица Победы»

Наш календарь

Август 2014
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
« Июль   Сен »
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Архив новостей

Ритуальные услуги

Есть проблемы? Вам сюда!

Мы в Facebook

Наши видео

Мы в Telegram

Мы на Яндекс-Дзене