Прощальная прогулка с отцом (часть 2)
Отец тяжело поднялся со скамьи, окинул прощальным взглядом церковный двор.
— Мы с тобой православные, сын. Поэтому просто обязаны были побывать здесь. А теперь пойдем к католическому костелу. В начале 20 века он, церковь Покрова Пресвятой Богородицы, школа были центром духовной и культурной жизни местечка. Люди рождались с Богом в душе, с его именем на устах умирали.
Мы поднялись на холм. Костел был закрыт на очередную “реконструкцию”. Партийные власти дали команду организовать там музей. Не спеша обошли его по периметру, всматриваясь в могучие стены, присели на травку. И отец продолжил свой неторопливый рассказ:
— Внешне костел и тогда выглядел также. Разве что рядом возвышалась красавица колокольня. Снесли. Интересно, кому она помешала? А вот внутренний интерьер!.. Хоть я и был православным, меня как магнитом тянуло под его строгие своды. Радовали глаз удобные скамьи для прихожан, резной балкончик с “зонтиком” в виде ласточкина гнезда и винтовой лестницей. Оттуда ксендзы обращались к прихожанам с проповедью. Окна были витражные, составленные из разноцветного стекла. Поражали воображение настенные фрески с библейскими сюжетами. Даже в осеннюю серость лики святых в храме светились небесной голубизной. А взгляд их, где бы ты ни стоял, был устремлен только к тебе. Великий мастер здесь поработал!
— Но самой большой достопримечательностью костела, — мечтательно прикрыл глаза отец, — был, конечно, орган, царь музыкальных инструментов. Я не могу передать словами чувств, что охватывали меня при его божественных звуках. По свидетельству местного органиста Казимира, этот инструмент был третьим детищем знаменитого итальянского мастера (имя забыл). Два его собрата находились тогда в Кракове и Варшаве.
Казимир меня всегда привечал. После службы в церкви я прибегал к нему, чтобы помочь в игре на органе. Усердно закачивал воздух в его меха. В свою очередь он учил меня нотной грамоте, азам игры на клавишных инструментах. В 20-х годах, когда Красная Армия двинулась походом на Польшу, начался исход католиков с наших мест.
— Вот и пришел наш час, Тима, — сказал старый органист. — Гонят нас с Родины. Такова, видно, наша судьба. И подарил на прощание самоучитель игры на органе и фисгармонию, которую я бережно сохраняю.
А костел осквернили. Изуродовали топорами красавец орган, изрубив его трубы и регистры. Я ходил по этим развалинам во дворе и плакал. Сердцем чувствовал, совершается что-то ужасное, ломающее жизнь, веру сотен людей местечка.
Храм так и не возродился. В нем разместили вначале клуб, затем зернохранилище, позже склад и весовую мастерскую. Теперь вот музей оборудуют. Хорошо хоть не хлев….
Мы не спеша спустились с холма и двинулись к центру города.
— На центральной площади местечка, — продолжил свой рассказ отец, — до революции располагались торговые ряды. Рядом с ними стояла пожарная вышка, каланча. С нее мы, дети, часто сбрасывали котов на тряпочных парашютах. За порядком на площади и прилегающих улицах следил городовой. Он был ленив, толст и неповоротлив. Одевался в белую гимнастерку с номерным знаком, на груди свисток, на боку сабля. Весь день он расхаживал по площади взад-вперед, заложив руки за спину. Прохожие почтительно с ним кланялись. Полицмейстер отвечал еле заметным кивком головы. В памяти всплывает такая картина.
Местный завсегдатай трактира Иван, будучи в изрядном подпитии, мостится отоспаться под забором. Блюститель порядка ему:
— Иван, иди спать домой.
— У меня везде дом, — отвечает выпивоха, устраиваясь поудобнее.
— Сейчас Ганне передам, где ты валяешься, — грозит полицейский.
— Не, не! Ганне не надо! Я сам пойду, — испуганно вскидывается мужик и начинает ползти на четвереньках по деревянному тротуару.
— Не туда, не туда, — направляет его полицей-ский на путь истинный к дому легкими шлепками сабли.
Мы, детвора, весело крадемся следом. Знаем, будет потеха. За подобную “доставку” Ивану придется отвечать по полной программе. Его супруга, женщина гренадерского телосложения, бывало, сгребет пьяного мужа одной рукой, взвалит как куль с мукой на плечо — и домой. Ну, а уж там…
Дежурил в городе полицейский один. Но порядок в местечке был. Может оттого, что все работали от зари до зари. Без дела по местечку никто не шатался. Зато в выходной день здесь плескало многолюдье. В городском саду духовой оркестр от пожарной команды часто играл. Живая музыка далеко разносилась, радовала людей, толпящихся возле торговых рядов, идущих в храмы и синагоги.
Зашли с отцом в парикмахерскую, навели марафет на голове и щеках.
— А теперь в наш новый ресторан, — потер мой батя руки. — Я, когда бываю в городе, всегда туда захожу. Девчата хорошо кормят, да и цены приемлемые.
Уселись за столик. Выпили по сто грамм водки. Отец первое съел, второе только ковырнул и отложил вилку.
— Ты почему не ешь, — с удивлением смотрю на него. — Котлеты не нравятся?
— Не идет, — со вздохом потер живот мой старик. — Видно, фронтовые разносолы боком выходят. Обеспечение наших войск горячей пищей на передовой было поставлено из рук вон плохо. Кормили вовремя очень редко. Часто кухня поспевала к нам вечером или ночью, когда кишки к спине уже липли. А у немцев все четко было, по расписанию. Ветер доносил до наших окопов аппетитный запах с их кухни. Сидишь, слюной за-хлебываешься. С ними у нас был заключен негласный договор: война войной, а обед — дело святое. Вы едите — мы вас не трогаем. К нам кухня подошла, вы огонь прекращаете…
— Ох уж эти политорганы, — грустно покачал отец головой. — Пронюхали, почему тихо бывает на нашем участке, и обвинили солдат чуть ли не в измене. И приказали стрелять, когда немцам подвозят пищу. Те, конечно, осатанели.
С тех пор мы тоже давились кипятком на дне окопов. Вот и сожгли нутро…
Отец умолк, грустно подпер рукой голову. Пропал аппетит и у меня. Рассчитались и не спеша тронулись к дому.
Через полгода его не стало.
Петр ПЛЕШКО,
агрогородок Озерцы.
НА СНИМКЕ: Борис Плешко, отреставрировавший фисгармонию.
Прощальная прогулка с отцом (часть 1)
