Николай Пашкевич: Мы спасли от смерти тысячи венгров

15 февраля для воинов-интернационалистов день торжественный и печальный. С одной стороны, это радость от встреч с боевыми друзьями, воспоминания о боевой молодости, о солдатском братстве.  С другой, — скорбь и печаль  о тех, кто вернулся домой грузом 200 и лежит сегодня на кладбище под  пятиконечной звездой.

НЕИЗВЕСТНЫЕ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ

— А вот мне, —  смотрит в окно Николай Николаевич Пашкевич, ветеран боевых действий в Венгрии в 1956 году, — не с кем разделить этих чувств. Рассматриваю  старые фотографии боевых друзей и вздыхаю. Что поделаешь, 60 лет прошло с той поры. Как говорится, “иных уж нет, а те далече”. Я, наверное, последний в  районе участник подавления, как тогда говорили, контрреволюционного мятежа в этой стране.

Я стыдливо отвел глаза. Действительно, почему мы год от года чествуем в этот день только афганцев.  Хотя знаем, что праздник установлен правительством страны в честь всех воинов-интернационалистов, сражавшихся в  войнах и конфликтах, в которых принял участие СССР.  Кто в районе  помнит  и знает этих людей? Сами о себе они скромно молчат. А в дверь к ним никто не стучится…

— В 1954 году  я ушел  в армию, —  рассказывает о себе Николай Николаевич. — И попал служить в 381-й гвардейский воздушно-десантный полк, дислоцированный на Украине, в Житомирской области. Готовили нас очень серьезно. Полевые занятия, ночные и дневные стрельбы, марш-броски, прыжки с парашютом в полной боевой выкладке  сделали из нас хороших солдат. Запомнилась инспекция дивизии маршалом Советского Союза И. Баграмяном. В соответствии с планом учений наша рота захватила плацдарм. Окопались и замаскировались при этом десантники так, что он с картой в руках дважды проехал чуть ли не по нашим телам, но подразделение так и  не обнаружил. Остался очень доволен…

ЛЮДИ РУКИ НАМ ЦЕЛОВАЛИ

— Вас специально как-то готовили к боевым действиям в Венгрии?

Николай Николаевич задумался.

— Думаю, нет, — ответил не очень уверенно. — Разве что на тактических занятиях больше внимания стали уделять организации боя в населенных пунктах. Но мы как-то не связывали между собой эти события. Война для нас грянула как гром средь ясного неба. В конце октября 1956 года полк подняли по тревоге и в полном составе, со штатным вооружением  перебросили во Львов. Сутки мы провели в  ангарах на аэродроме. Под утро погрузились в самолеты и убыли в неизвестном направлении. И только после приземления до нас довели, что мы в Венгрии. Законное правительство свергнуто. Мятежники развернули в стране кровавый террор против всех, кто поддерживает коммунистов и советскую власть. Нам предстоит силой оружия навести порядок в городе Веспреме, гарнизон которого примкнул к восставшим.

Перед отправкой в Венгрию, октябрь 1956 года. Второй слева — Н. Пашкевич.

— Как вы восприняли эту информацию? — с интересом спрашиваю у ветерана.

— Очень серьезно, — ответил тот. — Солдаты верили в правоту своего дела. Каждый из нас знал, что  Венгрия сражалась на стороне фашистской Германии практически до  конца войны. Значительная часть населения, как это потом выяснилось, не испытывала к СССР добрых чувств.

— Когда вы вступили в бой?

— Полк с аэродрома совершил марш-бросок к окраинам города и с ходу  захватил артиллерийскую часть. Без крови не обошлось. Огневые стычки вспыхнули прямо на ее территории. Били по нам из канав, казарм, лесополосы. По большому счету, мы были готовы к подобному развитию обстановки. Сказалась хорошая выучка и психологическая подготовка десантников. Я, к тому времени  командир отделения,  ловил себя на мысли, что действую рефлекторно, но вполне грамотно и уверенно.

Но основные события для нас  развернулись чуть позже. Когда пришлось брать под  контроль многотысячный Веспрем, гарнизон которого  перешел на сторону мятежников, моя рота штурмовала  тюрьму. Танки проломили ограду, и мы с боем ворвались в здание.  Если бы вы видели, что творилось в камерах! Избитые, изможденные дети, женщины, мужчины стояли вплотную друг к другу в грязи, духоте, невыносимом зловонии. Люди руки нам целовали. Говорили, что  мы спасли их от верной гибели. Каждую ночь коммунистов, сотрудников местных органов власти, работников МВД и спецслужб вместе с семьями вывозили в сторону Будапешта. Назад они  не возвращались. ..

ОСТАЛИСЬ В ЧУЖОЙ ЗЕМЛЕ

— Гражданская война в своем зверином обличье, — смотрю на своего собеседника, — когда в качестве высшей справедливости и революционного порядка выступает товарищ маузер?

— Наверное, — вздохнул он. —  Но для нас это были еще только цветочки. Ягодки начались позже, когда на улицы  выплеснулись многотысячные  демонстрации жителей вперемежку с венгерскими солдатами и офицерами. Нас, десантников, сажали на броню танков  и бросали  навстречу разъяренной толпе. Вначале мы не стреляли. Но когда пошли провокации…

— В чем они заключались?

— Улицы узкие, вдоль них  могучие липы, технике не развернуться. А сверху, с крыш и окон, из толпы  летят коктейли Молотова, пули, гранаты.

— И!?

— Что и?! — поморщился Николай Николаевич. — Отвечали огнем. Били по окнам, подъездам, деревьям. Страшно было упасть с брони. Живьем растерзают, как это случалось не раз. Или до смерти замучают. За ноги на столб повесят и изуродуют ножами. Нет уж, лучше от пули погибнуть. Да и танкисты не хотели  гореть заживо. В общем, машины шли на людей. Ну а дальше, как говорится, кто не спрятался, я не виноват.

Правда, через несколько дней наша тактика изменилась. На помощь пришли  мотострелки,  и подразделения приступили к методичной очистке кварталов, подавляя очаги сопротивления.

— Людей много потеряли?

Ветеран сумрачно взглянул на меня,  перебрал на столе  фотографии, одну из них протянул мне.  Я всмотрелся. На желтом, потрескавшемся глянце смутно просматривался памятник, сложенный из грубых камней. На нем надпись: “Павшим в боях за интересы нашей социалистической Родины”. И все. Ни имен, ни фамилий.

— Здесь лежат двадцать пять десантников из нашего полка, погибших в боях за город, — пояснил он. —  Мы своими силами ставили этот памятник. Только вряд ли он сохранился сегодня…

— А почему тела бойцов не отправили на Родину? — ошарашенно спросил я его. — И что сообщили родителям?

Лицо Николая Николаевича исказилось, словно от  боли, пальцы нервно заскользили по скатерти.

—  Нет у меня  ответов на эти вопросы, — глухо ответил, глядя  в стол. — Не было тогда, нет их и сегодня. Наверное, время было такое. Тяжелое, беспощадное как к своим, так и к чужим…

— Время, в котором приходится жить, конечно, не выбирают, — вздохнул  я в ответ. — Только сейчас оно разве гуманнее стало?    Гражданская война вон рядом с Беларусью   пылает. Соседи с оружием в руках разрушают свой собственный дом, на людской крови  делят прошлое, героев, страну.

— Нашей семьи эта беда тоже коснулась, — с состраданием посмотрел на тихо сидящую рядом  жену ветеран. — Я ведь свою Анну Яковлевну после службы с Украины привез. Каждый вечер звонит она родственникам. Живы ли? В ответ — только рыдания. Сегодня там  страшно. Вот  племянникам повестки из военкоматов пришли. Против кого они  пойдут воевать?

На глазах женщины заблестели слезы…

Михаил ПАВЛОВ.

Все новости

Другие статьи рубрики