Двадцать лет под руководством Германа Титова проработал на Байконуре наш земляк Анатолий Навельский
С годами каждый из нас неизбежно задумывается, какие обстоятельства стали решающими при выборе жизненного пути? Ответы не всегда очевидны. С уверенностью можно утверждать лишь одно — тысячи мальчишек в 60-х годах прошлого столетия выбирали свои профессии под влиянием невероятных успехов СССР в космической области.
ДОРОГА К МЕЧТЕ
В 1966 году подполковник запаса Анатолий Митрофанович Навельский, уроженец деревни Запрудье, с успехом закончил Волосовскую среднюю школу и принял твердое решение: “Еду поступать в Рижское высшее военное инженерное училище ракетных войск”. Накинул на плечи старенький пиджачок, взял в руки котомку и двинулся навстречу мечте.
— Хорошо знал математику и физику, — вспоминает он свою юность сегодня, — но… Пишу формулы, объясняю, а преподаватели только морщатся от моей “трасянки”… Я ведь белорусскую школу заканчивал, говорил на причудливой смеси двух языков. Вердикт “не прошел по конкурсу” стал для меня потрясением. Но и первой в жизни возможностью побороться за свое будущее. Сотни мальчишек с подобным приговором уныло потянулись домой, а я вместе с десятком самых отчаянных сел в поезд и поехал на противоположный край земли, к Тихому океану, в Хабаровское командно-техническое училище ракетных войск. Видно, подобный душевный порыв на командование произвел впечатление. Мальчишки ехали в неизвестность за 10 тысяч километров от дома, чтобы стать ракетчиками. Мы стали курсантами. Начались трудные, но очень интересные годы учебы и службы. Изучали ракеты, системы управления, учились устранять неисправности на технике, много времени проводили на специальных тренажерах. Вчерашние школьники превращались в уверенных в себе парней, дорожащих честью мундира…
Я слушал рассказ Анатолия Митрофановича, и в памяти всплывали собственные курсантские годы. Слишком много просматривалось параллелей. Советские военные училища готовили для армии хорошие кадры. И если офицеры с пониманием относились к проблемам нашей учебы (способности ведь у каждого разные), то нарушение определенных норм поведения каралось тогда без всякой пощады. За несколько дней до выпуска в нашей батарее обнаружился вор. Курсант воровал у товарищей деньги. Из училища он был отчислен немедленно. Запомнились слова командира взвода капитана Амершина: “Офицер может стать пьяницей, бабником, тунеядцем. Дело житейское. Но только не вором”.
СТАРТУЕТ БАЛЛИСТИЧЕСКАЯ
— Училище я закончил с красным дипломом и был направлен на Дальний Восток, на командный пункт одного из полков ракетных войск стратегического назначения, — продолжил свои воспоминания ветеран. — Боевое дежурство мы несли глубоко под землей в автономном режиме. По команде могли в считанные минуты привести в готовность и запустить 10 межконтинентальных баллистических ракет с ядерными боеголовками. В любой комбинации — одну, две, три, или все — одним залпом. Психологически нас, конечно, настраивали, что когда-нибудь это может случиться и в жизни. Поступающие сигналы “ракетная атака” не делились тогда на учебные или боевые. И только когда на определенном этапе подготовки к пуску следовала команда “отбой”, с облегчением переводили дух. Проверка…
Мы твердо верили в свое оружие. Когда в 1973 году дивизия перевооружалась, свои старые ракеты мы расстреляли. Пуски производились в акваторию Тихого океана. Трудно передать чувства, которые охватывают тебя, когда слышишь сообщение от кораблей с другого конца света: ” Цель поражена. Отклонение от расчетной точки 200 метров”. Что значат эти несчастные метры отклонения, когда на ней установлен “гостинец”, способный испепелить пол-Европы. Стратеги Советского Союза честно отрабатывали свой хлеб.
РУКОВОДИЛ НАМИ ТИТОВ
В тот год случилось и другое событие, круто изменившее мою жизнь. Я поступил в военную инженерную академию имени Дзержинского. Кто служил в те годы, хорошо знает, что это значило для офицера. Далеко не всем предоставлялась подобная возможность. Хотя бы раз за службу. На округ или армию “спускали”, как правило, по разнарядке два-три места. Желающих же учиться — сотни. При отборе кандидатов на поступление учитывалось все — возраст, здоровье, служебная целесообразность, перспективы роста, знания. Пройти через подобное сито — уже большое везение. Да и учеба в академии не отдых. Технические и специальные знания приобретались большим трудом.
Как гром среди ясного неба прозвучало для меня предписание после вручения диплома: “Для дальнейшего несения службы убыть на космодром Байконур”.
— Что собой представлял он в то время? — с интересом спрашиваю у ракетчика.
— Огромный, многофункциональный технологический комплекс, раскинувшийся в степях Казахстана на десятки квадратных километров. В его состав входили стартовые площадки для ракет, производственные цеха, научные центры, транспортные коммуникации. Для семей персонала построили город Ленинск. Работы хватало для всех. Одни производственные коллективы готовили к запуску корабли с космонавтами на борту, другие — аппараты для исследования дальнего космоса и планет Солнечной системы, третьи — выводили на орбиту телевизионные спутники, четвертые — военные аппараты. У каждого офицера, рабочего, служащего свой круг задач, свои обязанности, свои проблемы и трудности. К примеру, я с товарищами монтировал солнечные батареи, обеспечивающие питанием бортовое оборудование спутников, затем тестировал их на специальных стендах.
Каждая операция подготовки аппарата к работе в открытом космосе проверялась четырьмя независимыми контролерами под роспись. Общее руководство — от момента поступления спутника с завода до его установки в ракету — осуществлял космонавт №2 Советского Союза Герман Титов, простой и доступный в общении человек, но требовательный и принципиальный руководитель. За 20 лет работы под его началом не было случая, чтобы мы потеряли хотя бы один аппарат. А вот кадры гибели российского спутника ГЛАНАСС обошли недавно все телеканалы. Потом сообщили, мол, во всем виноват рабочий. Не тем концом вставил разъем. Нашли стрелочника…
НАВЕРНОЕ, ТАМ БУДЕТ МУЗЕЙ
Я правильно сделал, когда уволился в 1992 году с полигона. Тогда, как-то сразу, над ним сгустились тучи сложных проблем. Мы месяцами не получали зарплату. Да и старты почти прекратились. Военные свою орбитальную группировку еще как-то подпитывали, остальные свои программы свернули. К тому же скоро Казахстан стал выставлять счет за аренду. Теперь уже “своего” полигона. Стало не до космоса…
Я ушел, но оба мои сына остались. Часто перезваниваюсь с ними. Говорят, что шаг за шагом Байконур оживает. Многие программы развития космических технологий снова запущены. Но, конечно, до былых масштабов еще далеко. Да и есть ли смысл развивать его дальше? Скоро на Дальнем Востоке Россия введет в эксплуатацию свой полигон (кстати, его строят на базе ракетной дивизии, где прошла моя лейтенантская юность). И Гагаринский стартовый комплекс, скорее всего, превратится в международный музей. Может быть, даже под эгидой ЮНЕСКО.
— Последний вопрос, Анатолий Митрофанович. Как сложилась ваша жизнь после увольнения в запас?
— Получил жилье в Астане. Семь лет работал начальником группы жизнеобеспечения президентского дворца Казахстана. Близко наблюдал работу правительства этой страны. Требования к техническим параметрам комплекса предъявлялись очень высокие. Температура в помещениях, к примеру, могла колебаться в пределах 0,1 градуса. Но когда Нурсултан Назарбаев проводил совещания со своими министрами, “удержать” ее было не просто. Оказывается, психическая энергия человека — вещь вполне осязаемая и конкретная. Убедился на собственном опыте. В 2012 году я решил — хватит мне стрессов и переживаний. И вернулся на родину. Правду говорят бродяги, подобные мне, живи, где хочешь, но к старости возвращайся туда, где появился на свет. Мое путешествие длиной в пятьдесят лет окончилось там, где и началось. Дома, в родной Беларуси, я обрел душевный покой.
Беседовал Михаил КОРОЛЕВ.
НА СНИМКЕ: Ленинск. На прогулке с сыном.