Вячеслав Кебич: масштабы катастрофы на ЧАЭС даже от руководителей республики центральная власть скрыла
Юбилеи бывают разные. Одни будят светлые чувства. Другие — печаль, горечь и слезы. Со дня катастрофы на Чернобыльской АЭС прошло тридцать лет. Но недобрая память о ней еще долго будет терзать нашу душу. Покинутые города, отравленные поля, леса, реки, тысячи изломанных судеб людских… Разве можно забыть, понять, смириться с такими потерями?
— Как такое могло случиться? Все ли сделано было в стране, чтобы уменьшить масштабы трагедии? — обратились мы к Вячеславу Францевичу Кебичу во второй части беседы. В 1986 году он, будучи заместителем Председателя Совета Министров БССР, видел, что творилось не только в районе аварийной станции, но и в высших эшелонах власти.
— Скажу прямо, — жестко отметил он, — масштабы трагедии даже от нас, руководителей республики, центральная власть скрыла. Чудовищная правда открывалась нам постепенно, по мере стремительного нарастания общей угрозы для Беларуси. Поэтому массовые первомайские торжества в Минске мы провели еще на волне определенного благодушия. Но уже к вечеру меня вызвал к себе Первый секретарь ЦК Компартии Беларуси Николай Никитович Слюньков и с тревогой отметил, что (подчеркну этот факт особо), по неофициальным разговорам и слухам, дело обстоит очень серьезно. И потребовал всех сотрудников Госплана республики перевести на круглосуточный режим работы, быть готовым к решению самых сложных и нестандартных задач.
— К примеру, к эвакуации населения?
— Эвакуация из района станции к тому времени уже шла полным ходом. Речь о другом. Когда аварийный реактор изолировали от внешнего мира защитным коробом, он стал стремительно разогреваться. Специалисты с огромной тревогой предупредили руководство страны — при достижении температуры охлаждающей воды 1200 градусов возможен запуск реакции синтеза водорода. Произойдет термоядерный взрыв чудовищной мощности. Представляете, к каким последствиям это могло привести Европу?
В эти тяжелейшие дни и часы я и мои сотрудники с полным напряжением сил готовили ресурсы республики под возможную эвакуацию людей и материальных ценностей из Минска, Гомеля, других населенных пунктов и регионов страны. Брались на учет машины (в том числе личные), трактора, прицепы, вагоны, локомотивы, военная техника. По сигналу из Москвы эвакуацию мы должны были завершить за 12 часов.
— Куда?
— В Литву. Будто там безопаснее стало бы людям. В разгар этой работы я получил команду немедленно прибыть к Слюнькову. С тяжелыми мыслями сижу в приемной вместе с членами чрезвычайной комиссии, жду страшных известий (он в это время разговаривал с Председателем Совета Министров СССР Николаем Ивановичем Рыжковым). Вышел он к нам где-то через полчаса — бледный, осунувшийся, до предела усталый. Обвел всех взглядом, сказал кратко: “Взрыва не будет…”
— Кто и как предотвратил его?
— Пять человек пробрались к кипящему лавой реактору, пробили отверстие в нем и закачали туда жидкий азот, который остановил разогрев.
— Как вели себя в эти дни подразделения армии, спасатели, пожарники, ликвидаторы — все, кто волею судеб оказался в эпицентре событий и, по сути дела, стал смертником? Ведь, по оценкам многих специалистов, мощность взрыва АЭС оценивалась в несколько сот Хиросим…
— Достойно и вполне профессионально. Как говорится, живота своего не щадили. Другое дело, что наше материально-техническое оснащение совершенно не соответствовало масштабу задач, которые предстояло решить. Скажу прямо, не хватало самого необходимого. У людей, работающих в районе аварии, кроме армейских радиационных дозиметров и самых простых ОЗК (общевойсковой защитный комплект) для защиты и контроля уровня индивидуальных доз, не было ничего. Дегазацию и дезактивацию техники и людей проводили с помощью армейских машин химзащиты, явно не рассчитанных на подобный объем работ.
— Иными словами…
— Страна оказалась не готова к ликвидации катастрофы подобного масштаба. Как нередко случалось в нашей истории, просчеты властей, ученых, конструкторов пришлось исправлять простым гражданам ценой своего здоровья и жизни. В результате случилось то, что случилось — заражение огромных территорий страны, массовая эвакуация, слезы, мольбы и… проклятия в наш адрес. Что было, то было.
— В Японии два года назад сложилась схожая ситуация. Цунами разрушило станцию на Факусиме, которая, как считали власти, была способна противостоять катастрофе любого характера. Там тоже были и неразбериха, и нехватка техники, и эвакуация, и героизм спасателей…
— Моряки в этой связи шутят: самый непотопляемый корабль остается непотопляемым до тех пор, пока не потонет. Самая защищенная техника имеет уязвимые стороны. Всегда может найтись неучтенный фактор, сводящий на нет все меры предосторожности. Кстати, именно японцы в эти тяжелые дни оказали нам реальную помощь техникой и приборами. Своих отчаянно не хватало.
— Какую помощь оказали союзные власти Беларуси в ликвидации последствий этой аварии?
— Обещали много, не дали почти ничего. С бедой мы остались по сути дела один на один. Отмечу, небольшую помощь республика получила от США. Но 18 миллионов долларов — это не деньги. Чтобы спасти нашу землю от ядерной заразы, вернуть жизнь в покинутые города и поселки, нужны не миллионы, а миллиарды. А вот на утилизацию техники и вооружения Белорусского Военного округа американцы не поскупились, выделили значительно большие суммы. И с довольными улыбками смотрели, как идут под нож наши современные танки, самолеты, ракетные комплексы….
— Скоро в строй вступит белорусская атомная станция…
— Я понимаю подтекст вашего вопроса. Отвечу так — очень надеюсь, что все экономические, эксплуатационные, экологические риски для республики правительство тщательно просчитало, а из Чернобыльской катастрофы сделало на будущее очень серьезные выводы.
— Вячеслав Францевич, спасибо за содержательную беседу.
— В свое время я был в вашем районе. В моей памяти он оставил приятные впечатления. Прошу, от моего имени передайте привет и самые теплые пожелания его жителям.
Беседовал Михаил КОРОЛЕВ.
Первоначально маштабы катастрофы не мог определить никто,всё делалось впервые.