Чернобыльская тетрадь: у радиации свой запах — запах смерти, тяжелой и мучительной

О том, что произошла трагедия вселенского масштаба, я узнал 28 апреля 1986 года. Узнал не от своего “родного правительства” через средства массовой информации, а от своего приятеля-сослуживца по вертолетной эскадрильи.

Понедельник 28-го, всеотрядный разбор полетов… Все экипажи собрались на базе в Минске для подведения итогов и постановки задач на следующий месяц. Придя на работу, я увидел, нет — почувствовал, что случилось что-то страшное, непоправимое. Командиры высшего звена бегали из кабинета в кабинет с какими-то бумагами, нервно курили, опустив глаза в пол. Рядовые пилоты жались кучками по углам, о чем-то шушукались…

Обычно так бывает, когда происходит авария со смертельным исходом. Но нет. Об этом речь не шла. Чувствовалось, в воздухе висит какая-то страшная “новость”, озвучить которую из-за ее “архиважности” и масштабов не осмеливается никто раньше, чем это сделает официальная власть, ЦК КПСС!

Мой приятель Михаил был “выходцем” из блатного, если не сказать бандитского, района Минска, “Харьковского”. Был в меру раскован, за словом в карман не лез. С начальством держался на равных, не лебезил и не пресмыкался. Его девиз: “Ты — человек, я — человек, перед Богом все равны”… Поздоровавшись со мной, как-то неловко оглянулся по сторонам и выпалил:

— А ты знаешь, атомная станция в Чернобыле рванула! Масштабы катастрофы равны ста бомбам, сброшенным на Хиросиму!

— Откуда информация?! — спрашиваю.

— “Голос Америки” передал!

— А наши чего молчат?

— Думают, как всегда, на тормозах спустить…

— Да, но как такое шило в мешке утаить?

— А черт их знает! Они ж все там “вумныя”!..

Начался разбор. Все пилоты собрались в большом учебном классе. Командир эскадрильи начал монотонно читать служебные документы…

Через какое-то время Михаил, заелозив на стуле, бросил в сторону командира: “Вы лучше нам расскажите об основной мировой новости. И как с этим жить!” Произошла цепная реакция. Все загудели, как пчелиный улей. “Вы что!? Умнее всех! Официальные власти молчат! Москва молчит!!! А вы панику разводите!” — заорал командир.

Тут Михаила понесло: “Москва у нас всегда молчит… Всегда все нужно читать и понимать “между строк”. Вы как хотите, а я завтра к теще в Рогачев поеду, детей забирать!” После разбора он спрашивает меня: “Ну, что делать будем? Начальство, говорят, йод с сахаром пьет…”

— Пускай они хоть ртуть пьют, — отвечаю. — В нашей семье уже есть горький опыт радиационного облучения, мой двоюродный брат — матрос первой советской атомной субмарины. Напутственными словами его командира были: “Приедешь со службы домой, сразу женись. И с детьми, как можно быстрее, не затягивай! Время теперь работает против тебя”… Так и вышло: первый ребенок нормальный, второй — глухонемой… Моя мать однажды спросила у него: “Сережа, отчего ты стал “частенько” выпивать?” Им судовой врач сказал: “Пейте, хлопцы, красное виноградное вино. Неизвестно, от чего раньше умрете — от вина или от радиации…” Хотя я был тогда пацаном, но хорошо помню цвет его лица сразу после “дембеля” — темно-коричневый, как южный загар. А ведь служил он на Северном флоте…

— Пойдем, Мишаня, и мы старым проверенным способом “радиацию погоняем”.

И снова, как когда-то, жизнь разделилась на “до” и “после”. Теперь — “после Чернобыля”. Страна начинала писать страницы своей “Чернобыльской тетради” с чистого листа, подобно начинающему литератору, неумело расставляя акценты и знаки препинания.

Официальное сообщение о трагедии застало меня в Браславском районе на авиационно-химических работах. Хорошо помню тот день. На поле к вертолету приехала женщина-агроном. На все мои вопросы отвечала отстраненно. Было видно: голова ее “забита” совершенно иными проблемами.

Она легла на землю. Заложила руки за голову. В ее широко открытых, не моргающих глазах отражались плывущие по небу облака. На мой вопрос, в какое следующее хозяйство полетим, промолвила: “…Что теперь будет с нашими детьми?.. А как еще рядом Игналина рванет?..” Я понял — работе в районе пришел конец.

Все свободные от АХР (авиационно-химические работы) вертолеты были задействованы на чернобыльскую программу: срочная эвакуация детей, радиационная разведка местности, лесопатруль с тушением незаконных палов сухой травы и лесов…

Большое количество “химических” бортов направили в районы с наибольшим загрязнением “засыпать радиацию” калийными удобрениями. По тому, как скоро этот приказ отменили, стало ясно: желаемого эффекта не получилось.

Меня перебросили в Несвижский район. Стояла сухая, жаркая погода. Пыль, поднятая с проселочных дорог колесами автотранспорта, маревом висела в воздухе, заслоняя солнце.

Донимала жажда. Привозимая в бидонах и в считанные минуты нагреваемая на солнце вода не в силах была ее утолить. В сельских магазинах “шаром покати” — ни лимонада, ни соков, ни минеральной воды. Это сейчас в магазинах всевозможных напитков “хоць на кій вярні”. А тогда…

В одном маленьком сарайного типа магазинчике случайно увидел стоящие на полу картонные ящики. В них маленькие стеклянные “заграничные” баночки “Детское питание — клюквенный сок”. Взял ящик со словами: “Лучшее средство от радиации!” Назавтра полки магазина были пусты.

Не могу согласиться с теми, кто утверждает, что у радиации нет вкуса. Старшему поколению он хорошо знаком. В детстве мы проверяли степень зарядки плоских батареек к карманным фонарикам, прикладывая их электродами к языку. По степени кислого жжения и определяли: сильная — слабая. Радиация имеет ровно такой же вкус. Еще ее сравнивают со вкусом медного пятака, что приблизительно одно и то же.

По заведенной негласной традиции в советских гостиницах отсутствовала горячая вода. Приходилось мыться под холодным душем. Обязательная процедура — смывать с себя радиационную пыль. Ну и как бы кому не нравилась эта тема — употреблять алкоголь в разумных дозах. Не раз доказано на практике самой жизнью — помогает.

Радиофобия… Она существует. Это боязнь всего, что тебя окружает: пыль на подоконниках и мебели в гостинице, постельное белье, пища в столовых и ресторанах, вода в колодцах, фрукты в саду, грибы в лесу… И снова одно лекарство — спирт. Ничего не боится только дурак. Умный склонен побеждать страх, анализируя ситуацию.

Есть у радиации и запах. Это запах смерти. Не сиюминутной, но тяжелой и мучительной.

Моя старенькая, глубоко верующая бабушка, пережившая царя-батюшку и всех генсеков, часто повторяла библейскую притчу: “…И придет время, и позавидуют живые мертвым…” Может, взрыв “Чернобыля” и был знамением пришествия “того времени”? А может, все еще впереди?..

Мы помним, что всем эпохальным событиям, изменившим в той или иной степени мировой ход истории, предшествовали “знамения”: рождению Иисуса Христа — Вифлеемская звезда, битве на Куликовом поле — полное затмение солнца, развалу Советского Союза — взрыв на Чернобыльской АЭС.

Я согласен с мнением многих аналитиков, что именно 26 апреля 1986 года начался обратный отсчет последних лет жизни великой страны. На выструганном и сколоченном на скорую руку холодной октябрьской ночью кресте в честь появления на свет “новой” советской России на табличке против даты рождения “23 октября (7ноября) 1917 г.” уже тогда был поставлен дефис для начертания даты смерти…

Петр ПЛЕШКО.

Все новости

Другие статьи рубрики