«Лётчик в нашей семье давно стал легендой»

— Приезжайте, — позвонила в редакцию жительница агрогородка Славное Людмила Политыко. — Не хочу, чтобы память о лётчике, погибшем в первые дни войны, осталась жить только в нашей семье, а могилка его сровнялась с землёй. Мы с мужем тоже не вечные…

Свидетелей было много

Председатель Толочинского сельисполкома Владимир Михно о боевой авиации времён Великой Отечественной войны знает многое. Со временем собрал настоящий архив о местах падений боевых самолётов в нашем районе, местах захоронений их экипажей. К слову, в этих вопросах до сих пор остаётся много неясного…

— Едем, — кратко ответил, выслушав мою информацию. — Слышал от старожилов о воздушных боях в тех краях. Возможно, они связаны с 401-м авиационным полком особого назначения подполковника Супруна, прибывшего на Западный фронт в начале июля 1941 года. Укомплектовали его лётчиками-испытателями, летавшими на новых самолётах МИГ-3. Задали они немцам тогда хорошего жару. Но и сами понесли большие потери…

Рассказ Людмилы был ярким и эмоциональным. Женщина волновалась, посвящая нас в события далёкого прошлого, называла много фамилий, имён, комментируя те или иные факты. Потребовался ряд уточнений, прежде чем всё стало понятным.

— Итак, на вашем кладбище есть могила неизвестного лётчика. Так?

— Да нет же, — замахала в ответ та руками. — Лежат там останки старшего лейтенанта Звонарёва Степана Трофимовича, сбитого немецкими истребителями в воздушном бою на глазах у жителей деревни Гута. Семья моего свёкра Евгения Ефимовича Политыко своими глазами видела этот бой. Видела она и куда упал самолёт.

— Где это место?

— В поле, недалеко от нас, между деревней Гута и Славным. Только от него давно ничего не осталось.

— А кто лётчика хоронил?

— Родной дед моего мужа Станислав Адольфович Буяков — георгиевский кавалер, получивший свои награды в ходе империалистической войны. После революции он вступил в Красную Армию, воевал с Врангелем, панской Польшей (краткая биография этого незаурядного человека изложена в книге «Память», стр. 100. — Прим. ред.).

Спасительные кресты

— Кругом уже были немцы, поэтому сделал он это тайно, под покровом ночи. Снял с сарая створку ворот, запряг в неё лошадь и в одиночку отправился к месту падения самолёта.

— Почему в одиночку?

— В семье говорили, что боялся накликать беду на жену и детей. Мало ли что…

— Получается, тело лётчика не пострадало?

— Да. Дед извлёк его из кабины и доставил на местное кладбище. Там и похоронил. А лётную книжку забрал с собой. Из неё и узнал, кто сидел за штурвалом. И с тех пор наша семья передаёт его имя из поколения в поколение. Только поступок деда едва не обернулся трагедией. Вступив в деревню, немцы тут же получили полную информацию о падении самолёта и тайных похоронах. Доложил один из соседей. Этот человек через несколько дней уже ходил с полицейской повязкой. Он и привёл немцев в наш дом. Но случилось настоящее чудо. Дед достал свои наградные кресты и выложил перед ними на стол.

— И?!

— Немцы с уважением отнеслись к человеку, столь достойно сражавшемуся с ними четверть века назад. По словам свёкра, сказали «гут» и ушли.

Нашлись и родители

— А что же могила?

— После войны семья привела её в полный порядок — поставили крест, прикрепили табличку с именем, посадили у изголовья берёзку.

— Найти родственников не пытались?

— Ну как же! Занимался этой проблемой мой свёкор, вернувшись с фронта домой. Передал лётную книжку в военкомат, долго писал кому-то в Москву.

— Что-то прояснилось?

— Да. Семья была рада, когда в 50-х годах получила письмо из города Горький, где нашлись родители лётчика. Очень благодарили нас всех за всё, что мы для них сделали. Все эти годы сведений о сыне они не имели. Из Министерства обороны страны раз за разом получали стандартный ответ: «Пропал без вести»…

— Не приезжали?

— Нет. Видно, тому были причины. Но о том, что стали получать пособие за него, известили.

— Следовательно, военное ведомство не сомневалось в его гибели, — сделал вывод Владимир Михно. — Очевидно, доказательства из Беларуси оказались исчерпывающими. Ну, а теперь к могилке?

И мы, по окраинам полей и пролесков, мимо заброшенных ферм, поехали на старое деревенское кладбище.

Что дальше?

Кладбище, действительно, старое, густо поросшее травой, кустами и лесом. Могилка лётчика у самой дороги. Очевидно, не было у Станислава Адольфовича Буякова сил копать её дальше. Всё пришлось делать наскоро, в темноте, под угрозой близкой опасности.

— А пробил час, рядом с ним сам упокоился, — показала Людмила на оградку чуть в стороне. — А за ней мой свёкор лежит, другие родственники, принимавшие участие в судьбе Звонарёва Степана Трофимовича — советского лётчика, которому от роду был всего лишь 21 год. Только время пришло назвать его имя для широкой общественности и отдать подобающие почести. Вы не находите?

Мы с Владимиром переглянулись. На первый взгляд, всё очевидно. Есть могилка офицера РККА, погибшего в наших краях, есть его имя. Но налицо и некая неопределённость. Что делать дальше? Оформить могилку как воинское захоронение? Только добираться до неё будет долго и хлопотно. Да и век кладбища, очевидно, подходит к концу. Кто будет навещать её в подобной глуши.

— А если перезахоронить в одной из братских могил? — спросила Людмила. — Много лет работала секретарём в местном сельисполкоме, участвовала в подобных мероприятиях.

— Пожалуй, это стало бы выходом, — согласился с ней Владимир Михно. — Но для эксгумации нужно соблюсти ряд процедур. К примеру, сделать заявку в поисковый батальон Министерства обороны страны, в город Горький, откуда он, наверное, родом, выяснить, живы ли родственники, прояснить ряд других административных вопросов, связанных с этой историей. К слову, останки лётчика тоже могли бы много нам рассказать интересного. Вплоть до части, в которой он воевал.

* * *

Пока стояли у старенького креста, обмениваясь мнениями, к нам приблизилась молодая семья.

— Мои дочь, зять и внуки, — обняла их Людмила. — Узнали, что мы будем на кладбище, сели в машину и примчались из Витебска. Лётчик в нашей семье давно стал легендой. А теперь вот хотим, чтобы имя его было известно в районе, а останкам отданы должные почести.

Михаил ПАВЛОВ.

От редакции. Специалисты отдела идеологической работы, культуры и по делам молодёжи совместно с сотрудниками историко-краеведческого музея провели большую работу по сбору дополнительной информации, способной пролить свет на эту историю. В частности, было выяснено, что в электронном банке документов периода Великой Отечественной войны «Память народа» Центрального архива Министерства обороны России, в книге «Память. Смоленская область», изданной в 1995 году, есть сведения о Звонарёве Степане Трофимовиче, родившемся в Демидовском районе в деревне Закрутная в 1918 году, состоявшем в рядах РККА с 1938 года, лейтенанте, воевавшем на Западном фронте в составе159-го стрелкового полка 64-й стрелковой дивизии командиром взвода, пропавшем без вести в 1941 году. Может быть, это он покоится на нашей земле?

Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к следующим фактам. Согласно исследованиям российского историка, кандидата исторических наук Алексея Исаева, обобщённым в книге «Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг», 64-я стрелковая дивизия, в которой воевал лейтенант Звонарёв, действительно, с началом войны сражалась под Минском, оседлав шоссе, ведущее на Заславль и Молодечно. В ходе тяжёлых боёв она понесла очень большие потери и вместе с другими частями фронта 29 июня была отрезана от столицы немецкими моторизованными соединениями. 30 июня в её расположение прибыл командующий 3-й армией генерал Кузнецов, взявший на себя руководство выхода из окружения. Приведём в этой связи воспоминания командира 64-й стрелковой дивизии полковника Иовлева: «После обстоятельного обсуждения различных вариантов выхода из окружения генерал Кузнецов продиктовал, а начальник штаба дивизии записал приказ следующего содержания: «Под своим руководством объединяю две дивизии (64-ю, 108-ю) и мелкие разрозненные части. Всем прорываться на юг в районе станции Фаниполь, затем повернуть на юго-восток в общем направлении на Бобруйск, Гомель, где соединиться с частями Красной Армии. Выход начать в ночь с 1 на 2 июля».

Отметим, прорыв двух дивизий из минского котла прошёл успешно. Иовлев и Кузнецов вышли к своим (к слову, последний прошёл всю войну и в апреле 1945 года в качестве командующего 3-й ударной армией первым вышел в Берлине к рейхстагу. Так сказать, рассчитался за Минск).

Ну, а мы просто зафиксируем факт, что части 64-й стрелковой дивизии в 1941 году сражались с врагом далеко в стороне от наших краёв. И из окружения вышли в другом направлении. Следовательно, лейтенант Звонарёв Степан Трофимович, с большой долей вероятности, погиб где-то в других краях. К тому же, служил он не в авиации, а в пехоте…

Впрочем, всякое могло случиться в первые дни войны. Может, отдельные подразделения 64-й стрелковой дивизии каким-то образом оказались в районе Борисова, где примкнули к частям соединения полковника Крейзера, оседлавшего шоссе Минск — Москва…

Как проверить подобные факты? Наверное, следует обратиться за помощью в Центральный архив Министерства обороны России, объяснив сложившуюся ситуацию. Не исключено, что потери ВВС там как-то по-иному учитываются. А заодно и в городской военкомат и администрацию города Горький (ныне Нижний Новгород) направить соответствующее уведомление. Ведь переписывалась же семья Политыко с родственниками погибшего офицера. Может, кто-то из них и отзовётся…

Попробуем это сделать. Редакции иногда удавалось добиваться ясности в подобных проблемах. Отметим, очень часто с активной помощью наших читателей. Пусть и сейчас они подключатся к работе. Свежие мысли и взгляды на эту проблему были бы к месту.