«Времена не выбирают, в них живут и умирают…»

В 90-е годы прошлого века историю побед Красной Армии кабинетные историки стали выворачивать наизнанку. О поражениях и неудачах писали и говорили злорадно и звонко, о победах — тихо и скороговоркой. Но были живы ещё ветераны, прошедшие Великую Отечественную войну «от звонка до звонка». В частных беседах они резали правду-матку любому в глаза.

КОГДА ИСЧЕЗ СТРАХ

Авторитетом по многим вопросам в это смутное время стал для меня родной дядя, кавалер трёх боевых орденов Павел Филимонович Редько. Родился и вырос он в деревне Плюговка. После окончания семилетки работал счетоводом в колхозе. В 1939 году призвался в Красную Армию и вскоре оказался в эпицентре тяжёлых зимних боёв с Финляндией на Карельском перешейке.

— Вначале было невероятно страшно, — делился он со мной чувствами. — Боялся каждого выстрела, взрыва снаряда. Только страх мой исчез совершенно, когда я узнал о гибели старшего брата. Севернее Ладожского озера 18-я стрелковая дивизия, в которой служил мой Егор, была разгромлена финнами. На поле боя остались лежать 13 тысяч наших солдат… С этого момента по отношению к противнику я испытывал лютую ненависть. Силой и статью Бог не обидел, всё рвался сойтись с ним лицом к лицу…

— Сошлись?

— Довелось. Только эти парни тоже были не лыком шиты, свирепо дрались. В одном из боёв я впервые был ранен…

— Красная Армия в той войне понесла большие потери, — осторожно говорил я ему. — Неоправданно большие потери…

Надо сказать, что к тому времени в нашей стране было опубликовано много исследований, мемуаров, воспоминаний фронтовиков на эти и подобные темы. Дядя не просто читал их, штудировал с карандашом, сопоставляя разные факты и точки зрения. И очень возмущался, когда считал, что тот или иной автор льёт на Красную Армию откровенную грязь.

— Я воевал там и знаю, насколько грамотно действовали наши войска на втором этапе зимней войны, — горячился, отбрасывая в сторону книгу очередного историка. — Подтянув тяжёлую артиллерию, мы в течение месяца смели со своего пути все их доты, дзоты и прочие заграждения…

— Получается, грубой силой проломили себе дорогу на Выборг?

— Солдат дорог, — отрезал он. — Брать только пехотой подобные укрепления смерти подобно. Попробовали в декабре 1939 года, обожглись и взялись за дело серьёзно. К слову, в октябре 1941 года те же финны в качестве союзников немцев положили перед нашим укрепрайоном на Карельском перешейке сотни бойцов, но прорвать рубеж не смогли. Потому как не было у них артиллерии крупных калибров.

«ЗЭКИ» ДОВЕРИЕ ОЦЕНИЛИ

Возразить мне было нечего. Передо мной сидел фронтовик, знающий войну изнутри.

— Ну хорошо, — заходил я тогда с другой стороны. — Немецкие генералы в своих мемуарах пишут, что в ходе Второй мировой войны Красная Армия действовала часто шаблонно, потому несла очень большие потери.

— Шаблонно, — едко улыбался в ответ ветеран. — Тогда почему войну не они в Москве, а мы в Берлине закончили?

— Штрафники, за-градотряды, «зэки», НКВД, очевидно, немалую роль в этом сыграли, — продолжал я его провоцировать.

— Не щадя себя рядом с нами сражались, — отрезал дядя. — Один случай тебе расскажу по этому поводу. Потери командного состава в начале войны у нас были огромные. Поэтому сержантом я уже командовал взводом, пополненным местными «зэками». Как-то после тяжёлого марша я разрешил им немного поспать. Но нагрянул комбат, приказав поднять людей и окапываться. Я попытался их защитить. В ответ он выхватил пистолет… и рухнул на землю от удара в затылок. Один из «зэков» от души приложился прикладом.

— Да это же преступление!

— Да. Комбат, очнувшись, взглянул на меня тяжело и ушёл. А взвод, с тревогой поглядывая в сторону штаба полка, лихорадочно стал окапываться, ожидая развязку. В любой момент мог пожаловать комендантский взвод и нас всех к стенке поставить. Но к начальству меня вызвали только после тяжёлого боя, в котором мои «зэки» сражались отчаянно. Заметь, о произошедшем от командования полка, начальника особого отдела, комиссара я не услышал тогда ни слова. Говорили только о деле. Как ты расцениваешь подобный акт милосердия?

Я молчал, осмысливая слова дяди.

— На фронте, в большинстве своём, воевали грамотные, адекватные командиры, умеющие анализировать ситуацию и, по умолчанию, закрывать на многие вещи глаза, — заключил ветеран. — К слову, мои «зэки» подобное доверие оценили и в боях себя никогда не щадили.

ВЫЖИВАЕТ ТОТ, КТО СЕБЯ НЕ ЖАЛЕЕТ

— Солдаты прекрасные, командиры хорошие… — придирчиво ворчал я в ответ. — Почему же тогда немцы до Волги и Кавказа дошли?

В ответ дядя только вздыхал тяжело.

— Нет у меня однозначного ответа на этот вопрос. Думаю, искать его будут всегда. В том числе наши дети и внуки. Это нормально. Главное, чтобы не забывали при этом — не они, но мы победили.

— У вас 9 ранений. Есть соответствующие документы из госпиталей. Как вы умудрились при этом выжить на фронте?

До сих пор помню ответ своего родственника. Может, именно в нём главный ответ на вопрос об истоках нашей победы?

— На войне выживает тот, кто себя не жалеет. Я себя не жалел. В рукопашной лез в самое пекло. Там мне, как правило, и доставалось. В одной из схваток в траншее сошёлся в ближнем бою с офицером. Ловким и сильным оказался, зараза, отбросил меня и выстрелил первым. Но, теряя сознание, я успел размозжить ему голову сапёрной лопатой…

При этих словах он достал из шкафа и положил передо мной удостоверение на право хранения старшиной Красной Армии Редько Павлом Филимоновичем личного именного оружия.

— В госпитале вручили, — бережно погладил красные корочки. — Оказывается, я тогда уложил в схватке матёрого инструктора абвера, за которым долго охотились наши разведчики. Командир дивизии в благодарность приказал его браунинг, с соответствующей гравировкой на рукоятке, мне передать (в настоящее время это удостоверение хранится в Витебском областном музее УВД. – Прим. редакции).

— Часто пишут, что наши солдаты не знали суть операций на фронте. Одним словом, использовали их как без-ответную серую массу в шинелях…

Ветеран ответил на удивление сухо.

— Действительно, на передовой не всегда нам докладывали, какие задачи стоят перед полком, дивизией, корпусом. Многое сами домысливали, понимая — в любом случае мы должны уничтожить противника. Часто ценой собственной жизни. В начале января 1943 года одна из рот моего полка штурмом овладела станицей Донская, перекрыв противнику железнодорожное снабжение группировки войск в Сталинграде. 13 бойцов, уцелевших после этой атаки, захватили и сутки обороняли местную станцию. А когда кончились боеприпасы, пошли в рукопашную и все как один погибли. К слову, немцы предлагали им уйти беспрепятственно или сдаться. А теперь скажи, что заставило их принести себя в жертву? Значит, знали ребята прекрасно, что зависит от их стойкости…

— Вы знали их?

— Почти всех. В своё время я был старшиной в этой роте в 130-ом Гвардейском стрелковом полку.

— Подвиг отметили?

— Все, подобно 28 панфиловцам, получили звание Героя Советского Союза посмертно. Только о тех до сих пор пишут книги, фильмы снимают, а о моих товарищах после войны я нигде не читал…

ПОСЛЕДНИЙ ПОДАРОК

Собственно, на этом можно было бы и точку поставить.

После 9-го ранения в 1944 году медкомиссия предложила дяде уволиться из рядов Красной Армии по инвалидности. Только он устроил ей настоящий скандал. Перед фронтовиком, отмеченным орденами Славы 2 и 3 степени, орденом Отечественной войны 1 степени, медики не устояли.

Дядю отправили на Урал охранять военный завод, выпускающий танки. Только и там он умудрился отметиться.

— Подразделение НКВД, в котором я служил после госпиталя, разместили на первом этаже многоквартирного дома, — рассказывал он. — Выше — семьи ведущих сотрудников предприятия.

Как-то вечером дежурный потребовал, чтобы я навёл порядок в одной из квартир. Поднимаюсь на 5 этаж и вижу обескураживающую картину. Солидный, но вдрызг пьяный мужчина, пытается вытолкать в окно жену. Попытка разрешить конфликт мирным путём провалилась. Мужик набычился и полез в драку. Только зря он это затеял…

В общем, стащил я его вниз и запер на ночь в кутузке.

На следующий день вызывает меня к себе командир. Захожу к нему в кабинет и вижу вчерашнего буяна, оказавшегося главным конструктором танкового завода, заслуженным человеком, орденоносцем, лауреатом Сталинской премии.

— Ну, что скажешь, герой? — поднялся он с кресла. — Будем воевать или мировую отметим? Пошли ко мне. Жена стол накрывает.

Крепко выпили с ним мы тогда.

Оказалось, до того злополучного дня человек несколько суток не спал, имел неприятную беседу с министром вооружений, вот и «поехала крыша»…

— Спас ты меня и мою жену, Павел, от больших неприятностей, — сказал на прощание. — Возьми вот в подарок. — И сунул в руки дорогой портсигар с силуэтами Московского Кремля, Ленина и Сталина на крышке (реликвия эта наряду с наградами ветерана бережно хранится в семье. — Прим. редакции).

На родину дядя вернулся в 1946 году после личного обращения с рапортом ко всесильному министру МГБ Лаврентию Берии, о котором всегда отзывался с большим уважением.

Там ему предоставили на выбор в Беларуси два места — возглавить в Витебске паспортный стол или стать участковым в Толочине.

Дядя решил вернуться на родину. Пока были здоровье и силы, достойно служил в местной милиции. Умер в 1996 году и был похоронен в деревне Мешково.

Вечная ему память и благодарность за всё, что он сделал для нашей Родины в военное и мирное время. И, конечно же, для меня лично.

Михаил РЕДЬКО, ветеран МВД,
г. Толочин