26 апреля — День чернобыльской трагедии
Подобные юбилеи не радуют. 35 лет назад взорвалась Чернобыльская АЭС, принеся много бед нашей республике. Мы до сих пор носим в себе эту трагедию. И будем носить ещё долго. Как родовое проклятие смертоносного атома, вырвавшегося на свободу. Но и как символ мужества тысяч людей, преградивших ему дорогу.
На сборы 12 часов
Многое связывало нас в детстве и юности с Сергеем Петровичем Зайцевым. Да и потом не теряли из вида друг друга. Но уж когда оба бросили якорь в Толочине… О всяком на склоне лет говорят мужики. О настоящем обычно со скепсисом, с ностальгией — о прошлом. Мол, «были люди в наше время…».
— А ведь, действительно, были, — как-то отметил он в нашей неспешной беседе. — Мне повезло. Я видел их в деле во время ликвидации последствий чернобыльской катастрофы. Может, и сам для того и родился на свет в своё время, чтобы вступить с ней в борьбу. У каждого человека есть свой звёздный час…
— От судьбы не уйдёшь, — согласился я с ним. — К подобным делам она способна готовить людей годами.
— Наверное, — согласился со мной одноклассник. — Не зря, очевидно, срочную я отслужил в войсках химзащиты, где был натаскан как пёс. Извини за сравнение. Подобным образом выражался мой ротный, беспощадно гоняя нас в поле. А меня с особым пристрастием. Как оказалось, не зря. Службу я закончил у него старшиной роты химзащиты в составе мотострелковой дивизии.
— А где ты был, когда грянул Чернобыль?
— В Подмосковье, где несколько лет работал слесарем-инструментальщиком на одном из местных заводов. Слухи в цехах страшные, невероятные расползлись очень быстро. Я понял, что если даже часть из них правда, то Беларуси плохо придётся. Уволился и приехал в Толочин. В подобной обстановке оставлять родителей без присмотра было нельзя. Только в военкомате на меня иные виды имели. Не успел встать на учёт, как получил на сборы 12 часов и отбыл в полк гражданской обороны под Минск. Вместе с ним я прибыл в район города Хойники, где предстояло решать задачи по предназначению.
— Хойники, Хойники… Где это?
— В Гомельской области. Городок этот серьёзно пострадал из-за чернобыльской катастрофы. В память о её жертвах впоследствии горожане установили Памятник скорби. К слову, один из первых в республике.
Восемьсот человек, как один, шагнули вперёд
— Чем пришлось заниматься в этих местах?
— Как и в армии — дегазацией и дезактивацией техники, работающей в районе аварийного блока, санитарной обработкой людей. Впрочем, так было по всему периметру станции, где стояли полки, прибывшие из других республик Советского Союза.
— В каком ритме работали?
— «На ремень» — каждые 12 часов. В день, в ночь, в день, в ночь… Не считая авралов, когда весь полк сутками стоял «на ушах». Со временем стала одолевать хроническая усталость, наваливаться бессонница. Да и провести осень и зиму в палаточном городке, работать в любую погоду в средствах химзащиты, знаешь ли, то ещё удовольствие. Но надо…
Я согласно кивнул. Ох, уж это пресловутое армейское «надо».
— Радиационные дозы учитывали?
— Учитывали. Тех, кто выходил на свой потолок, отправляли на родину. Или в госпиталь, расположенный рядом. Таких тоже хватало. Радиация, очевидно, провоцировала сопутствующие заболевания — сердечные, лёгочные, эндокринные… Здоровые 30 — 40-летние мужики на моих глазах начинали вдруг таять.
— Настроение, естественно, соответствующее.
— Не скажи. Мужиков зрелых призвали. Кругом смертоносное излучение, а они посмеиваются друг над другом. В смысле мужского здоровья. Мол, не сможем женщин любить, будем с ними сидеть и дружить…
— У реактора довелось побывать?
— Нет. Нам хватало своих забот. Впрочем, был один случай. Саркофаг сооружался над ним в авральном режиме. Где-то в декабре 1986 года потребовалась там дополнительная рабочая сила. Командир построил полк, объяснил ситуацию, не приказал — попросил: «Добровольцы, выйти из строя». Восемьсот человек, как один, шагнули вперёд.
— И?
— Спустя время нам дали отбой. Солдатское радио передало потом: поступил приказ поберечь белорусов. Мол, их республике и так досталось больше других. К реактору ушли наши соседи.
— Сколько времени провёл в этой зоне?
— Шесть месяцев. В апреле 1987 года нас сменил другой полк. Перед отъездом всех обследовали в госпитале на предмет полученных доз радиации, выписали какие-то справки. На их основании в военкомате я получил удостоверение ликвидатора.
—На здоровье не жаловался?
В ответ Сергей только поморщился:
— Спустя пару лет стали руки и ноги плохо сгибаться. Настолько плохо, что пришлось искать работу по возможностям, а не по желанию. И постоянно лечиться. Думаю, проснулся мой личный Чернобыль. Ничего, придёт час, добрые люди накроют и его «саркофагом».
Я только сплюнул с досадой. Да ну тебя, друг, с твоим чёрным юмором. Даст Бог, ещё поживём…
Беседовал Михаил ПАВЛОВ.
